В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего год - Страница 8

Но сначала он ждал девушку, отутюженный, начищенный, надраенный, при всех регалиях лихой капитан. Он стоял посреди двора и, ожидая Ларису, беспрерывно здоровался со знакомыми. Лариса изредка поглядывала в окно на эту прелестную картину, одевалась и причесывалась не торопясь. Последний раз, рассмотрев в зеркале и платье с плечами, и прическу валиком, и себя хорошенькую, яркую, озорную, ― она королевой явила себя двору. И фронтовой принц по достоинству оценил стать и наряд своей королевы.

― Нет слов, ― потрясенно произнес он и от избытка чувств ударил себя кулаком в грудь. Ордена и медали зазвенели.

Музыканты истово играли довоенное танго, и однорукий певец вместе с оркестром душевно рассказывал:

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась,

Что нет любви...

Лариса и Саша сидели за отдельным столиком у стены ресторана "Астория" и в ожидании заказа разглядывали танцующих.

― Откуда у людей деньги? ― задумчиво полюбопытствовал Саша.

― А у тебя откуда?

― Ну, у меня по случаю.

― И у них, наверное, тоже по случаю.

― Наверное. Только вот вопрос: по какому?

― Ну, хватит, Саня. Скажи мне что-нибудь хорошее!

Саша откинулся в кресле, слегка опустил веки и начал:

Я вас любил. Любовь еще, быть может,

В моей душе угасла не совсем.

Но пусть она вас больше не тревожит:

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим,

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как, дай вам бог, любимой быть другим.

Он замолк. Лариса погладила его руку, лежавшую на столе.

― Господи, как хорошо! ― И догадалась вдруг. ― Это правда, Саня?

― Нет, ― Саша помотал головой, засмеялся. ― Хотелось бы, но нет.

― И слава богу, ― облегченно решила Лариса. ― Я в этом году медицинский уже кончаю. А что ты в мирной жизни делать собираешься?

― Осенью в педагогический поступать буду.

― А не скучно ― учителем?

― Ты вон как Пушкина слушала.

Заказ все не несли. Опять заиграл оркестр, и опять танго.

― Потанцуем? ― предложила Лариса.

Плотное стадо танцующих прижало их друг к другу, и Саша ощутил рядом с собой женщину, близость которой волновала.

― Нет, все-таки ты мне нравишься, ― шепнул он ей на ухо.

А Лариса ответила громко:

― Тебе сейчас каждая баба с титьками нравится. Пошли на место.

У их столика орудовал официант. Они уселись и дождались его ухода. Саша разлил по рюмкам, поднял свою, посмотрел на Ларису сквозь хрусталь и коньяк. Сказал примирительно:

― Извини.

Лариса улыбнулась и тоже подняла свою рюмку:

― За тебя, Саня. За голодного кобеля, за мальчишку, с которым прошло мое детство, за солдата, который нас всех спас. За тебя, Саня.

Выпила, сморщилась и с удовольствием стала есть хорошую еду. Молодые, здоровые, вечно полуголодные по военным временам, они жадно насыщались, не стесняясь этого. Вновь пришла музыка, и с музыкой пришел элегантный гражданин, который склонив голову, рассеченную косым пробором, перед Ларисой, обратился к Саше:

― Разрешите пригласить вашу даму на танец?

― Вот как надо! ― назидательно сказала Лариса. ― Разрешишь?

― Разрешаю, ― важно ответил Саша.

Красиво танцевали элегантный гражданин и Лариса. Покуривая, сытый Саша благодушно следил за ними. Рядом поинтересовались:

― Гуляешь, Сашок?

На Ларисином стуле сидел мальчик-старичок Семеныч и хихикал. Был он в очень приличной темной тройке, галстуке, брит, мыт, причесан и в обстановке вечернего ресторана вполне мог сойти за пожилого интеллигента.

― Ну-ка встань, фармазон, ― приказал Саша. ― На этом месте хороший человек сидит.

По-прежнему улыбаясь, Семеныч послушно встал.

― Коммерцией занялся, и сразу денежки появились. Но торгуешь ты, Саша, плохо. Разве можно товар за полцены отдавать?

― Тебя рядом не было. А кроме тебя, кто умный совет даст?

― Именно. А почему не было? Прогнал ты меня с рынка. ― Семеныч огорчился лицом, осмотрел купеческий блеск зала. ― Теперь приходится здесь время проводить.

― Куски подхватываешь?

― Точно сказал ― куски. Которые пожирнее. Ну, я пойду, а то вон твою мамзель ведут. Если что у тебя появится, могу способствовать. А найти меня легко: с девяти вечера я всегда здесь. ― Семеныч сделал ручкой и удалился. Элегантный мужчина подвел Ларису, подождал, пока она усадится, молча поклонился Саше и отошел.

― Уф, устала! Давай мороженого! ― откинувшись в кресле, потребовала Лариса.

Тут же возник официант. Не глядя на него, Саша распорядился:

― Две порции мороженого и счет!

Он не смотрел на официанта, потому что следил, как Семеныч, сунув своему официанту в карман комок денег, направился к выходу.

― И то верно! ― поддержала Сашино требование счета Лариса.

― Хорошенького понемногу. Завтра мне ни свет, ни заря в Мытищи на неделю. Горшки за вашим братом раненым выносить.

Ресторан провожал их утесовской "Улицей":

С боем взяли город Брест, город весь прошли

И последней улицы название прочли...

Они прошагали безмолвный свой двор, вошли в Ларисин подъезд и по деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Светила синяя маскировочная лампочка, и под ее лечебным светом Лариса, поднявшись на цыпочки, поцеловала Сашу в щеку.

― Спасибо, Саня.

Не замечаемый ими, опершись о косяк, стоял в черном проеме коридорной двери Алик. Он весь вечер ждал Сашу. Ждал, когда тот придет, объяснит ― и объяснения эти все возвратят на свои места: и его, Алика, обожающее уважение к Саше, и Сашину привязанность к нему, и их безмерно откровенные нескончаемые разговоры и общие прекрасные стихи, написанные другими людьми, но объединяющие их души. Он ждал, а в это время Саша с Ларисой в ресторане безмятежно пил водку на ворованные деньги.